42663
7
В общем, это — Руслан и Витя. Отец и сын соотвественно.
Впервые я встретил их в районе центрального рынка Пскова: Руслан, словно паралимпиец, газовал на своей коляске, а на коленях у него сидел вымазанный в шоколаде мальчишка. Выглядело это довольно сочно: я решил разыскать этот тандем и пофотографировать. Узнал домашний адрес, и уже вскоре лез в их старый дом, огибая злобного дворового пса по соседскому забору.
Впервые я встретил их в районе центрального рынка Пскова: Руслан, словно паралимпиец, газовал на своей коляске, а на коленях у него сидел вымазанный в шоколаде мальчишка. Выглядело это довольно сочно: я решил разыскать этот тандем и пофотографировать. Узнал домашний адрес, и уже вскоре лез в их старый дом, огибая злобного дворового пса по соседскому забору.
Как и следовало ожидать, семейство оказалось необычное: отец — инвалид физический, сын — инвалид ментальный, коррекционщик. Мама в этом семействе когда-то была, но потом сплыла. Обычно в подобных случаях сплывают папы, но нашему далеко не уплыть при всем желании. Руслан присел на задницу после травмы много лет назад, а затем — уже находясь в инвалидном кресле, — лишился на морозе некоторых пальцев. Дом, в котором они жили, сгорел, и сейчас отец с сыном (а так же с сестрой Руслана и ее дочерьми) снимают полдома в частном секторе на окраине города.
Дом аварийный: без отопления, канализации, водопровода и газа, зато недорого.
Дом аварийный: без отопления, канализации, водопровода и газа, зато недорого.
×
Пару раз в неделю Руслан с Витей объезжают городские рынки, где добрые люди помогают едой и деньгами. На маршруте их знает каждая собака: таксисты чинят коляску, продавщицы в палатках закармливают ребенка шоколадом, а грозные тетки, торгующие на рынке свининой, взвешивают мяса.
Все любят Руслана и уважают: за то что он любит сына и не пьет. Последнее я проверял особенно тщательно: демонстративно хлебал при Руслане коньяк раза три. Или пять. Он всегда отказывался.
Все любят Руслана и уважают: за то что он любит сына и не пьет. Последнее я проверял особенно тщательно: демонстративно хлебал при Руслане коньяк раза три. Или пять. Он всегда отказывался.
Я начал кататься с семейством по городу и фотографировать. Параллельно наблюдал за тем как меняется пространство вокруг инвалидной коляски.
Понимаете, одно дело иметь умозрительное представление, что в городе сложно колясочникам, другое дело — поднимать конкретную коляску с конкретным мужиком на конкретной яме. В этот момент рядом нет равнодушных: есть те, кто помогают, и те, кто осуждают: «Куда он с ребенком поперся?», «Пьяный наверно…» и т.д. Я видел симпатичную девочку на Мазде, которая выпучив глаза требовала, чтобы коляска объезжала ее корыто по кустам. Но я так же видел парня в костюме (офисном, а не спортивном), который своими руками поднимал ссаного мужика с земли. И да — инвалиды, оказывается, иногда ходят под себя, не имея физической возможности сходить куда-нибудь в другое место. В общем, я узнал много нового.
Наблюдая за этими социальными трансформациями, я предчувствовал, что долго так продолжаться не может. Яркая картина привлечет рано или поздно внимание профильных служб. Я начал выдумывать социальный маршрут, пройдя который Руслан если и не решит ряд очевидных проблем кардинально, то хотя бы с натягом впишется в базовые социальные нормы.
Руслан был всеми руками за, и даже признался, что уже несколько месяцев за ним охотится опека. Я понимающе кивнул, умолчав, правда, что накануне встретился с главным начальником ведомства, чтобы выяснить, на каком этапе находится производство по делу Руслана. Руководитель заверила, что для ограничения прав (а уж тем более лишения) нет никаких оснований, хотя в городе много недовольных его ездой по шоссе с ребенком. Я решил, что время для приведение ситуации в соответствие у нас есть.
Меньше чем через сутки, парня уволокли из дома в приют с нарядом милиции.
Понимаете, одно дело иметь умозрительное представление, что в городе сложно колясочникам, другое дело — поднимать конкретную коляску с конкретным мужиком на конкретной яме. В этот момент рядом нет равнодушных: есть те, кто помогают, и те, кто осуждают: «Куда он с ребенком поперся?», «Пьяный наверно…» и т.д. Я видел симпатичную девочку на Мазде, которая выпучив глаза требовала, чтобы коляска объезжала ее корыто по кустам. Но я так же видел парня в костюме (офисном, а не спортивном), который своими руками поднимал ссаного мужика с земли. И да — инвалиды, оказывается, иногда ходят под себя, не имея физической возможности сходить куда-нибудь в другое место. В общем, я узнал много нового.
Наблюдая за этими социальными трансформациями, я предчувствовал, что долго так продолжаться не может. Яркая картина привлечет рано или поздно внимание профильных служб. Я начал выдумывать социальный маршрут, пройдя который Руслан если и не решит ряд очевидных проблем кардинально, то хотя бы с натягом впишется в базовые социальные нормы.
Руслан был всеми руками за, и даже признался, что уже несколько месяцев за ним охотится опека. Я понимающе кивнул, умолчав, правда, что накануне встретился с главным начальником ведомства, чтобы выяснить, на каком этапе находится производство по делу Руслана. Руководитель заверила, что для ограничения прав (а уж тем более лишения) нет никаких оснований, хотя в городе много недовольных его ездой по шоссе с ребенком. Я решил, что время для приведение ситуации в соответствие у нас есть.
Меньше чем через сутки, парня уволокли из дома в приют с нарядом милиции.
Утром мы пошли с Русланом в опеку вызволять дите.
На крыльце теруправления (желающих поднимать Руслана в кабинет не нашлось) случился малоприятный разговор по поводу нарушения прав ребенка на образование: мол, на днях Виктору Руслановичу исполнилось семь лет, а он до сих пор не ходит в школу. Формально никакого криминала в этом не было: день рождения у мальчика в октябре, и на начало учебного года ему было только шесть. Но даже сверх этого у меня имелся козырь: выебав мозги псковскому ЦСО, я выпросил соцработника, который бы помог семейству пройти школьную медкомиссию.
Начало долгого пути положено — как бы намекал я отзывчивым женщинам, — и к следующему учебному году все будет в ажуре.
На крыльце теруправления (желающих поднимать Руслана в кабинет не нашлось) случился малоприятный разговор по поводу нарушения прав ребенка на образование: мол, на днях Виктору Руслановичу исполнилось семь лет, а он до сих пор не ходит в школу. Формально никакого криминала в этом не было: день рождения у мальчика в октябре, и на начало учебного года ему было только шесть. Но даже сверх этого у меня имелся козырь: выебав мозги псковскому ЦСО, я выпросил соцработника, который бы помог семейству пройти школьную медкомиссию.
Начало долгого пути положено — как бы намекал я отзывчивым женщинам, — и к следующему учебному году все будет в ажуре.
Специалисты сделали кислую мину и, в общем-то, не без причин: скрипеть в потьмах через весь город за талончиком в регистратуру, а потом скрипеть по холоду с ребенком за пазухой Руслану было бы непросто даже с социальным работником. Компромиссный вариант предусматривал оставить Витю в приюте до определения в школу (обследование парня в этом случае берут на себя работники приюта по доверенности).
Подумав, Руслан принял этот вариант. Принял, как День победы — со слезами на глазах.
Три недели папаня ездил в приют каждый день, когда была возможность. Невозможностью была только сломанная коляска, которую Руслан заваривал в местных гаражах у отзывчивых мужиков. Пару раз его не пускали в приют воспитательницы, и мне приходилось поднимать директора. Один раз Руслану предложили подождать два часа под проливным дождем (тогда мне пришлось вставить меж дверей свой гриндерс и вежливо поинтересоваться у воспитательницы — не е**нулась ли она часом?).
И вот сегодня — важный день. Сегодня пройдет ПМПК, где парня определят в коррекционку. Предвижу, сразу после этого включится Большая Государственная Машина по Е**нию Мозга и начнет склонять отца отправить сына в интернат на пятидневку. Меж тем, есть и хорошие новости. В управлении по учету и распределению жилой площади обещали рассмотреть заявление на предоставление жилья в маневренном фонде в самый ближайший срок. Выражаясь человеческим языком — семейству дадут временное жилье, как погорельцам. Вопрос упирается лишь в доставку ребенка в школу. Теоретически, Руслан сможет делать это сам, весело кувыркаясь на городских бордюрах. Почему бы и нет: в конце концов, до рынка они как-то доезжали все это время.
Подумав, Руслан принял этот вариант. Принял, как День победы — со слезами на глазах.
Три недели папаня ездил в приют каждый день, когда была возможность. Невозможностью была только сломанная коляска, которую Руслан заваривал в местных гаражах у отзывчивых мужиков. Пару раз его не пускали в приют воспитательницы, и мне приходилось поднимать директора. Один раз Руслану предложили подождать два часа под проливным дождем (тогда мне пришлось вставить меж дверей свой гриндерс и вежливо поинтересоваться у воспитательницы — не е**нулась ли она часом?).
И вот сегодня — важный день. Сегодня пройдет ПМПК, где парня определят в коррекционку. Предвижу, сразу после этого включится Большая Государственная Машина по Е**нию Мозга и начнет склонять отца отправить сына в интернат на пятидневку. Меж тем, есть и хорошие новости. В управлении по учету и распределению жилой площади обещали рассмотреть заявление на предоставление жилья в маневренном фонде в самый ближайший срок. Выражаясь человеческим языком — семейству дадут временное жилье, как погорельцам. Вопрос упирается лишь в доставку ребенка в школу. Теоретически, Руслан сможет делать это сам, весело кувыркаясь на городских бордюрах. Почему бы и нет: в конце концов, до рынка они как-то доезжали все это время.
А теперь, собственно, просьба — Руслану надо купить нормальную коляску. Нынешняя разбита и постоянно ломается. Я з**бался собирать Руслана на ямах и таскать через железнодорожный переезд. Сейчас важный период с комиссиями и опекой, надо чтобы папашка приезжал вовремя, как штык, а не разваливался посреди пути. Цена вопроса, по словам потерпевшего 14 тысяч. Ну или 15, все еще зависит от того, что в Пскове имеется в продаже. Деньги нужны на коляску и только. Никакой матподдержки: важно, чтобы семейство социализировалось в рамках госуслуг и местных сервисов, а не подсаживалось на благотворительную иглу.
Источник:
Ссылки по теме:
Новости партнёров
реклама
Пошёл за обедом в магазин, а там бабуля (маленькая такая,старенькая) колбасу выбирает. Читает название потом на ценник присматривается, другую берёт и то же самое. Я рядом стою, ценники вижу хорошо- цена около 60 р(!). Ну я и вспомнил про тот пост. Взял палочку за 150,достал 200р , положил всё ей в ладонь и ушёл дальше смотреть на обед. Она меня нашла или догнала, спрашивает хриплым голосом: Как тебя зовут,сынок ?. Дима. Помолюсь за тебя в церкви! У неё слёзы идут. Я слюни не пускаю,но,честно говоря,у самого слеза навернулась.
У меня тут чёрная полоса началась финансовая(широооокая, сука))) но я не обеднею от 200, а даже разбогатею! Не инвалид, есть любящая жена и сын- вот я и САМЫЙ БОГАТЫЙ
Опека везде стремная. Зачастую шевелятся тогда, когда случай резонансный, вроде этого. А так - хрен дождешься.
И все дети боятся пмпк. Потому что тупые медики, могут поставить 8 вид вполне нормальному ребенку.
где не надо лезут напролом лишь бы ребенка отнять и галочку поставить.