21190
1
1-е место конкурса прозы «День Победы – 9 мая» на литературном сайте.
Я приехал в это украинское местечко повидать дядьку Кондрата, удивительного человека, многому научившего меня в этой жизни.
Но оказалось, что он умер уже пять тому назад, городок и его жители очень изменились за время моего отсутствия, и я решил сразу же уехать. Но мой поезд шел только на следующий день, и мне пришлось заночевать в маленьком гостевом доме с вызывающей вывеской: «Hotel». Утром я спустился в крошечное кафе позавтракать.
- Вам кофе с коньяком? –спросила улыбчивая официантка.
- Спасибо, без, - ответил я.
- А мне с коньяком! – раздалось вдруг из другого угла.
Я оглянулся. За вторым столиком сидел всклокоченный старик в свободных и, как мне показалось, не совсем чистых одеждах.
Я узнал его сразу: это был Соломон Куц, один из закадычных приятелей дядьки Кондрата.
- Соломон, здравствуйте! – радостно воскликнул я. – Вы меня не узнаете?
Старик достал из кармана холщовой рубашки очки с множеством завязок и долго водружал их себе на нос.
- Извините великодушно, что не признал вас сразу! – взволнованно сказал он, взглянув на меня через очки. – А теперь я вижу, что мы действительно встречались в прошлой жизни. Вас зовут Валентин и вы живете в Москве на Мещанской. Только не говорите, что я в чем-то ошибаюсь, моя память работает, как швейцарские часы моего дедушки Юзи Куца, лично знавшего наркома Кагановича.
Он проглотил свой кофе с коньяком и засуетился:
- А чего мы здесь сидим? Давайте возьмем у Сёмы Левинзона совсем маленькую бутылочку коньяка, пойдем на речку за смотровой площадкой, где мы любили сидеть с Кондратом Юхимовичем, и помянем его тихим добрым словом.
-Давайте! – согласился я.
Мы вышли на главную улицу,обогнули обшарпанное здание вокзала и очутились на зеленой полянке меж станционных строений.
- Вот это и есть наша смотровая площадка, - сказал Соломон и, присев, зачем-то погладил зеленую травку.
- Какая же это смотровая площадка, если с нее почти ничего не видно? – удивился я. – Речказа кустами да кусочек поля. Смотровые площадки обычно устраивают на возвышенных местах, откуда открывается вид на красивый город или пейзаж.
Соломон смотрел на меня изумленно и потерянно:
- А вы разве не знаете? Разве Кондрат ничего не говорил вам об этом месте? Нет? Тогда я вам расскажу.
Мы прошли по тропинке к узкой, заросшей ряской протоке и присели на вытоптанный пятачок, облюбованный, видимо,любителями выпить на лоне природы.
Но Соломон почему-то не спешил доставать заветную бутылочку. Он смотрел на воду и о чем-то думал. Потом неожиданно стал говорить, глухо и медленно:
- В тот день моя мама зачем-то надела на меня рубашку – вышиванку и расчесала мне волосы.
Когда в наш двор вошли немец и полицай, она перестала стирать, вытерла руки о фартук и посмотрела на них, как на соседей, которые пришли позычить соли.
- Собирайся, - сказал ей полицай, а немец схватил меня за шиворот и толкнул меня к ней. Я уткнулся прямо в мамин живот, а онаприжала меня еще сильнее, согнулась, будто от боли, и прошептала мне на ухо:
- Иди к Дацюкам, они тебя покормят.
А потом она оттолкнула меня от себя так, что я чуть не упал, и закричала:
- Это не мой ребенок, это соседский, вы что,не видите?
Здесь я должен сказать вам, что в детстве я был ужасный блондин. Потом, правда, я стал шатеном, а сейчас, как видите, я – сивый мерин. Мои белесые кудри, которые вы редко увидите в какой-либо еврейской семье, и украинская рубашка с петухами, вероятно, заставили этих хазеров поверить, что я не сын мамы Розы.
- Иди до дому, - сказал мне полицай.
Но я не пошел, а спрятался за тыном и стал смотреть, что будет дальше. А когда они повели маму на улицу, пошел за ними.
По дороге из других дворов тоже выводили женщин – евреек и гнали их до станции. А там уже стояли вагоны, а в них кричали женские голоса… По перрону бегалсолдатик и стучал в двери вагонов прикладом:
- Мольчать!Schweigen!
Чтобы меня не заметил этот недоросток, мне пришлось обойти весь поезд, и, когда я выбрался на задворки вокзала, я увидел страшную картину…
Женщины стояли шеренгой на той площадке,которую я вам показал, и были совершенно голыми…
А перед ними ходил немец в офицерской форме со стеком в руке. Он открывал имрты, поднимал груди и раздвигал колени…
Вы знаете, это сейчас я понял, что это был самый обыкновенный примат… Обезьяна, которую Гитлер обучил сначала чистить банан, потом орудовать этим стеком и стрелять из пистолета. А тогда я думал, что он человек, и мне было страшно…
Потом он подошел к моей маме… Она была молодой и красивой, и немец улыбнулся ей.
Потом провел стеком по ее груди… Один раз, другой, третий… Но этого ему показалось мало и он взял ее грудь в ладонь.
И тогда моя мама размахнулась и ударила его по лицу… Очень громко…
… Немец медленно расстегнул кобуру, достал из нее пистолет и выстрелил моей маме в живот…
Мамин крик, который раздался после этого,был невыносим для ушей любого человека, и все женщины закричали тоже, а мне показалось, что закричал весь мир. Почему не закричал я, не знаю…
Я только видел, что немец, сделал три шага назад и выстрелил в мамину голову…
Дальше я ничего не помню..
… До самой Победы я жил у Дацюков, для которых стал третьим сыном. Когда пришли наши, я пошел в школу, а на День Победы мне исполнилось ровно девять лет.
Ночью к нам в окно постучала соседка. Она сказала, что выступал Левитан и сообщил, что война закончилась.
Утром все пошли на митинг, а меня словно кто-то толкнул в спину, и я обошел шумную площадь и направился на станцию.
Там стоял воинский эшелон. На перроне вовсю танцевали молодые солдаты. Скорее всего, они ехали на войну, а она закончилась….
Я вышел на смотровую площадку, упал на нее и поцеловал молодую траву на том месте, где Она стояла… И сказал Ей, что войны больше нет…
Соломон замолчал, и над миром повисла оглушительная тишина, которая ужасней самого страшного крика…
- Выпейте, - услышал я, и в ладонь мне уткнулась фляжка с коньяком. – Я вижу, что не в себе вы… Зря я рассказал вам это, на вас совсем лица нет…
- Не зря, - ответил я, сделав терпкий глоток. – Такое надо знать… И помнить..
- Это вы верно сказали,- грустно отозвался Соломон. – Если мы это забудем, все повторится…
Автор: Борис Аксюзов
Но оказалось, что он умер уже пять тому назад, городок и его жители очень изменились за время моего отсутствия, и я решил сразу же уехать. Но мой поезд шел только на следующий день, и мне пришлось заночевать в маленьком гостевом доме с вызывающей вывеской: «Hotel». Утром я спустился в крошечное кафе позавтракать.
- Вам кофе с коньяком? –спросила улыбчивая официантка.
- Спасибо, без, - ответил я.
- А мне с коньяком! – раздалось вдруг из другого угла.
Я оглянулся. За вторым столиком сидел всклокоченный старик в свободных и, как мне показалось, не совсем чистых одеждах.
Я узнал его сразу: это был Соломон Куц, один из закадычных приятелей дядьки Кондрата.
- Соломон, здравствуйте! – радостно воскликнул я. – Вы меня не узнаете?
Старик достал из кармана холщовой рубашки очки с множеством завязок и долго водружал их себе на нос.
- Извините великодушно, что не признал вас сразу! – взволнованно сказал он, взглянув на меня через очки. – А теперь я вижу, что мы действительно встречались в прошлой жизни. Вас зовут Валентин и вы живете в Москве на Мещанской. Только не говорите, что я в чем-то ошибаюсь, моя память работает, как швейцарские часы моего дедушки Юзи Куца, лично знавшего наркома Кагановича.
Он проглотил свой кофе с коньяком и засуетился:
- А чего мы здесь сидим? Давайте возьмем у Сёмы Левинзона совсем маленькую бутылочку коньяка, пойдем на речку за смотровой площадкой, где мы любили сидеть с Кондратом Юхимовичем, и помянем его тихим добрым словом.
-Давайте! – согласился я.
Мы вышли на главную улицу,обогнули обшарпанное здание вокзала и очутились на зеленой полянке меж станционных строений.
- Вот это и есть наша смотровая площадка, - сказал Соломон и, присев, зачем-то погладил зеленую травку.
- Какая же это смотровая площадка, если с нее почти ничего не видно? – удивился я. – Речказа кустами да кусочек поля. Смотровые площадки обычно устраивают на возвышенных местах, откуда открывается вид на красивый город или пейзаж.
Соломон смотрел на меня изумленно и потерянно:
- А вы разве не знаете? Разве Кондрат ничего не говорил вам об этом месте? Нет? Тогда я вам расскажу.
Мы прошли по тропинке к узкой, заросшей ряской протоке и присели на вытоптанный пятачок, облюбованный, видимо,любителями выпить на лоне природы.
Но Соломон почему-то не спешил доставать заветную бутылочку. Он смотрел на воду и о чем-то думал. Потом неожиданно стал говорить, глухо и медленно:
- В тот день моя мама зачем-то надела на меня рубашку – вышиванку и расчесала мне волосы.
Когда в наш двор вошли немец и полицай, она перестала стирать, вытерла руки о фартук и посмотрела на них, как на соседей, которые пришли позычить соли.
- Собирайся, - сказал ей полицай, а немец схватил меня за шиворот и толкнул меня к ней. Я уткнулся прямо в мамин живот, а онаприжала меня еще сильнее, согнулась, будто от боли, и прошептала мне на ухо:
- Иди к Дацюкам, они тебя покормят.
А потом она оттолкнула меня от себя так, что я чуть не упал, и закричала:
- Это не мой ребенок, это соседский, вы что,не видите?
Здесь я должен сказать вам, что в детстве я был ужасный блондин. Потом, правда, я стал шатеном, а сейчас, как видите, я – сивый мерин. Мои белесые кудри, которые вы редко увидите в какой-либо еврейской семье, и украинская рубашка с петухами, вероятно, заставили этих хазеров поверить, что я не сын мамы Розы.
- Иди до дому, - сказал мне полицай.
Но я не пошел, а спрятался за тыном и стал смотреть, что будет дальше. А когда они повели маму на улицу, пошел за ними.
По дороге из других дворов тоже выводили женщин – евреек и гнали их до станции. А там уже стояли вагоны, а в них кричали женские голоса… По перрону бегалсолдатик и стучал в двери вагонов прикладом:
- Мольчать!Schweigen!
Чтобы меня не заметил этот недоросток, мне пришлось обойти весь поезд, и, когда я выбрался на задворки вокзала, я увидел страшную картину…
Женщины стояли шеренгой на той площадке,которую я вам показал, и были совершенно голыми…
А перед ними ходил немец в офицерской форме со стеком в руке. Он открывал имрты, поднимал груди и раздвигал колени…
Вы знаете, это сейчас я понял, что это был самый обыкновенный примат… Обезьяна, которую Гитлер обучил сначала чистить банан, потом орудовать этим стеком и стрелять из пистолета. А тогда я думал, что он человек, и мне было страшно…
Потом он подошел к моей маме… Она была молодой и красивой, и немец улыбнулся ей.
Потом провел стеком по ее груди… Один раз, другой, третий… Но этого ему показалось мало и он взял ее грудь в ладонь.
И тогда моя мама размахнулась и ударила его по лицу… Очень громко…
… Немец медленно расстегнул кобуру, достал из нее пистолет и выстрелил моей маме в живот…
Мамин крик, который раздался после этого,был невыносим для ушей любого человека, и все женщины закричали тоже, а мне показалось, что закричал весь мир. Почему не закричал я, не знаю…
Я только видел, что немец, сделал три шага назад и выстрелил в мамину голову…
Дальше я ничего не помню..
… До самой Победы я жил у Дацюков, для которых стал третьим сыном. Когда пришли наши, я пошел в школу, а на День Победы мне исполнилось ровно девять лет.
Ночью к нам в окно постучала соседка. Она сказала, что выступал Левитан и сообщил, что война закончилась.
Утром все пошли на митинг, а меня словно кто-то толкнул в спину, и я обошел шумную площадь и направился на станцию.
Там стоял воинский эшелон. На перроне вовсю танцевали молодые солдаты. Скорее всего, они ехали на войну, а она закончилась….
Я вышел на смотровую площадку, упал на нее и поцеловал молодую траву на том месте, где Она стояла… И сказал Ей, что войны больше нет…
Соломон замолчал, и над миром повисла оглушительная тишина, которая ужасней самого страшного крика…
- Выпейте, - услышал я, и в ладонь мне уткнулась фляжка с коньяком. – Я вижу, что не в себе вы… Зря я рассказал вам это, на вас совсем лица нет…
- Не зря, - ответил я, сделав терпкий глоток. – Такое надо знать… И помнить..
- Это вы верно сказали,- грустно отозвался Соломон. – Если мы это забудем, все повторится…
Автор: Борис Аксюзов
Источник:
Еще крутые истории!
- Как снимали "Формулу любви"
- Пилот был против: 12 летнюю девушку с аллергией на арахис высадили из самолета
Новости партнёров
реклама
А еще печальнее что люди забыли, что в ВОВ, в бой плечом к плечу шли Украинец, Русский, Бурят, Татарин, Каквазец. Что не было тогда национальностей, были Советские люди. И именно они одержали победу.
Низкий поклон, Ветеранам.
Бандеровец ты недобитый.
попей водички и успокойся, даун
Вечная память советскому воину-освободителю.
Реально, они сначала идут и убивают, а потом, когда приходят к ним, строят из себя обиженных злой Рашкой, как будто ничего криминального и не было: так, пошли, немного колорадских самок постреляли...
Есть часть "людей" (к таким вы и относитесь) которые прекрасно понимают, что в жизни они серость, масса и т.д. Ваши родители хотели сделать из Вас людей высшего прядка и говорили вам буть выше, будь над всеми, будь над системой, но из за своей природной тупости и трусости из Вас выросло Вот ЭТО пример "Ватным писец".
Он признаёт силу, силу Тех кто стоит за сегодняшней Россией и тех кто раболепствует перед западом. Но в первом случае реальной опасности нет но и малейшего шанса быть хоть кем то НЕТ. Во втором случае можно реально отхватить в случае чего, будучи не с теми за кого надо, Да и есть шанс выслужится, стать тем кто будет фильтровать других, правильно он думает или нет, правильной он национальности или нет. Потому как больше всего в жизни боится оказаться в решающий момент на стороне которая не правленая.
Про таких говорят "Беспринципный" в самом худшем понимании этого слова - человек не имеющий принципов, он там где теплее и безопаснее, пирамида Маслоу в самом примитивном её понимании, урвать кусок - забиться в нору по безопасней - спарится.