Адаптация к жизни. Часть 8. Пять девушек и два парня

В молодости людям свойственно переоценивать свои силы. Мы с Витькой не стали исключением и взятый с вечера литр самогона на двоих определенно был сильной переоценкой наших возможностей. Утро нового дня началось с истошного вопля тети Гали:
- Ах вы, мудаки, бля! Охуели совсем? Ну-ка встали и убирать бегом, иначе сразу нахуй выселю!
Вычурные и многоэтажные матерные конструкции продолжали извергаться бесконечным потоком, но дополнительной информации не несли. Я с трудом открыл глаза и увидел, что лежу на кровати в одежде, в комнате страшный бардак, на "рабочем столе" видны остатки вчерашнего "праздничного ужина", а на пороге стоит тетя Галя и продолжает орать, гневно размахивая руками. Приподнявшись на локте, я увидел, что главной причиной её гнева явились обильные рвотные массы, феерично разбрызганные по полу и кровати Витька. Я оглядел свою одежду и убедился, что с украшением комнаты постарался мой сокамерник, но легче от этого не стало.

Сам Витька продолжал дрыхнуть, несмотря на громкие вопли хозяйки. Оскорбленная невниманием к своему выступлению тетя Галя, исчерпала запас ругательств и перешла к активным действиям. Она схватила Витьку за воротник футболки и, стряхнув с кровати, принялась практически тыкать несчастного носом в следы его вчерашней деятельности. Витька практически не сопротивлялся и мычал что-то невразумительное. Наконец, тетя Галя утомилась, отпустила Витьку и произнесла:

- Так, мудилы, мне надо в райцентр смотаться. Вернусь часа через три. Если тут не будет идеального порядка - собирайте вещи и уебывайте нахер!
Она вышла из флигеля, размашисто хлопнув дверью на прощанье. Витька, простояв полсекунды, рухнул обратно на кровать, а я, напротив, предпринял попытку подняться. Самочувствие было отвратительное, страшно болела голова, во рту была отвратительная сухость и, вообще, хотелось потерять сознание, чтобы все это закончилось.
- Ты как? - С трудом поинтересовался Витька.
- Херово. Пить хочется.
- Мы, походу, на пары проспали?
- Походу, да, - согласился я.
- Сходи за водичкой, а? - попросил Витька. - Не хочу в таком виде перед девчонками показываться.
- Они на парах должны быть, - возразил я. - Но схожу, конечно.
Не мудрствуя лукаво, я притащил с кухни полный чайник воды, и Пират припал к его носику, как только что откопанный Саид. Напившись, он снова рухнул на кровать и заговорил более осмысленно.
- На пары сейчас идти нет резона. Давай лучше на уборку навалимся, а потом затеем большую стирку. Как раз до прихода девчонок управимся.
- Как блевать, так ты, а как стирать, так вдвоем, - недовольно пробурчал я, оторвавшись от чайника. – Ладно, давай начнем.
Мы посвятили наведению порядка и стирке большую часть дня. По-прежнему болела голова, и настроение было более чем тоскливым. Часа через четыре явилась тетя Галя и, удовлетворенная качеством уборки, прочитала нам получасовую лекцию о моральном облике студента вообще и о вреде пьянства в частности. После её ухода интенсивность работы резко снизилась, мы кое-как развесили белье и, затарившись в магазине тушенкой, принялись готовить макароны "по-флотски". Вскоре после того, как мы расположились на кухне, стали возвращаться с занятий девочки. Первой пришла Лена, она молча проследовала в комнату, не ответив на наше приветствие, со своим обычным надменным видом. Когда за ней захлопнулась дверь, Витька смешно спародировал её выражение лица и королевскую походку. Затем вернулись Света и Саша, они весело смеялись и что-то обсуждали, но увидев нас, резко прервали разговор. На удивление, они словно скопировали холодное отчуждение Лены и, ответив на приветствие только коротким "Здрасьте", сразу ушли с кухни. Последней пришла Настя, она поздоровалась вполне обычно и даже слегка улыбнулась при виде нас, но тоже сразу скрылась в комнате. Мы закончили готовить и пообедали в полном молчании. Состояние постепенно улучшилось, и возвратился утраченный утром интерес к жизни. Витька молча кивнул на чайник, я ответил "Давай", и тут раздался стук во внутреннюю дверь:
- Парни, вы скоро? - холодно спросила Лена. – Освободите, пожалуйста, кухню!
- Еще минут десять, - сказал Витька.
Но я сердито замотал головой и добавил:
- Нет, мы уже закончили, уже уходим.
Витька выключил чайник и удивленно последовал за мной. Когда мы зашли во флигель, он спросил:
- Ты чего? Чаю же хотели попить.
- Ничего, сейчас что-нибудь придумаем, - отмахнулся я. - Ты вчерашний вечер хорошо помнишь?
- Ну так. Помню, сидели, музыку слушали. Потом в магазин ходили за колбасой, и "буратино" взяли, чтобы запивать, а то сэм на вкус не ахти оказался. Потом еще сидели, говорили, а дальше я заснул, кажется. - Вспомнил по порядку Витька.
- Я тоже примерно так же помню, только магазин очень смутно, - признался я. – Но, похоже, мы вчера вечером еще и к девчонкам ходили или пытались сходить. Возможно, наговорили лишнего, и они теперь на нас обижаются. А, может, и еще чего сотворили.
- Вот бля, - выдохнул Витька. - Я как-то не подумал. Но если бы мы, правда, к ним вломились, нас бы уже тетя Галя выселила.
- Логично, - согласился я. - Но отношение к нам определенно ухудшилось.
- А ну и фиг с ними, - махнул рукой Витька. - На них свет клином не сошелся. Думаю надо на учебе сконцентрироваться, как бы нам день прогула боком не вышел. А девчонок у себя на курсе поищем, у меня на потоке есть симпатичные, уверен, у тебя тоже.

Именно в этот вечер мы впервые заглянули в конспекты, написанные за первые три дня. Даже пытались читать вслух и обсуждать, что же мы такого понаписали. Выходило очень плохо, и было совершенно непонятно, как это все нужно будет учить, а тем более сдавать на экзамене. Была, конечно, некоторая надежда на учебники и практикумы, которые должны были выдать после лекционной недели, но тревожное чувство и неуверенность в своих силах заметно увеличились. Из приятных моментов я вспомнил про кипятильник, который дал мне отец перед отъездом. Это был раритет еще с советских времен, верный спутник его дальних командировок, но еще вполне работоспособный.

С чаем из литровой банки жизнь стала заметно лучше, и мы стали строить планы по дальнейшей автономизации нашей берлоги. Было решено разжиться маленькой электроплиткой, ведром и парой пластиковых канистр для воды. Острее всего стоял вопрос с холодильником, но тут все наши надежды возлагались исключительно на холодную погоду.
Вечером, когда уже совсем стемнело, я возвращался по тропинке из туалета и чуть не споткнулся о Веру, которая сидела на лавочке под деревом. Она, как специально, вытянула ноги на дорожку и задумчиво курила, глядя в звездное небо.
- О, привет, Трубадур! - насмешливо поприветствовала она меня. - Проспались уже?
- Привет! Типа да, - угрюмо буркнул я.
- Голова не болит, может пивка? - участливо спросила Вера. - Вы вчера джазов давали, будь здоров. Я хоть и крепко сплю - и то проснулась!
- Нет спасибо, я теперь не пью, - с тревогой ответил я и поинтересовался. - А что вчера было?
- А ты не помнишь? Аха-ха-хах-аха! - разразилась Вера громким смехом. - Вот это вы, парни, дали, еще и напились до беспамятства.
Она продолжала смеяться, наклонившись вперед и выронив на землю сигарету. Мне показалось - это нервный припадок, но я не знал чем его остановить. Наконец, Вера немного успокоилась и сказала:
- Вот насмешил. Но я не буду тебе рассказывать, сами вспоминайте. Или вон у девочек спросите, они все в красках расскажут!
- Вера, ну расскажи, пожалуйста, - нервно попросил я.
Но Вера поднялась и категорично замотала головой:
- Нет-нет, и не проси. Я оставлю это удовольствие вам. Пусть твой сокамерник радуется, что я Ваську не рассказала, что он вчера морозил. Он бы ему в ебало точно настучал.
В недоумении я вернулся в наш флигель и пересказал разговор Витьке. Он воспринял известие совершенно спокойно и классическим жестом махнул на все рукой:
- Да и фиг с ними, как я уже сказал, - бодро констатировал он. - Нашлись принцессы. Такие за нами еще табуном будут бегать, к гадалке не ходи.
В оставшиеся два дня недели общение с девушками свелось к минимуму - в лучшем случае "привет-пока". Один вечер мы провели дома, в обычном безделье, а в другой, последний перед выходными, решили отправиться в "анатомичку" - клуб по интересам всех ветеринаров-первокурсников.
Дело в том, что лекций и практических занятий по анатомии было категорически недостаточно для того, чтобы выучить особенности анатомии и все латинские названия костей и внутренних органов множества животных. Медикам в этом отношении повезло больше - у них область изучения ограниченна только человеком. Ветеринарам же предстояло знать наизусть по-русски и по-латыни строение: коровы, лошади, свиньи, овцы, кошки, собаки и мышей с крысами. Поход в анатомичку был сродни походу в читальный зал библиотеки. Мы приходили в старинное двухэтажное здание, расположенное на краю университетского городка. Дореволюционной постройки, с остроконечной крышей и стенами из замшелого кирпича, оно очень напоминало замок вампира, а мрачные ели, окружающие здание, усиливали это сходство. В анатомичке каждый студент в обмен на студенческий билет мог получить на вечер ящик с костями и посвятить несколько волнительных часов их изучению.

Напуганные сложными терминами на лекции, будущие ветеринары толпой валили в анатомичку, и в первые дни там буквально яблоку негде было упасть, а за самыми редкими костями выстраивалась очередь. Однако, отсутствие преподавателей и самостоятельный характер занятий накладывали свой отпечаток. Ближе к концу занятий общение принимало неформальный характер, студенты начинали устраивать фотосессии с костями или даже надевать фрагменты скелетов на себя, как причудливую некромантскую броню. Здесь я впервые начал более-менее общаться с однокурсниками, и первым, с кем я разговорился, оказался тот самый широколицый парень, что сидел со мной за одной партой в первый лекционный день. В наш первый день ему и нам с Витькой достался один ящик костей на троих, и мы волей-неволей познакомились.
- Юра. – Представился парень. – Я с моря, с рыбацкого поселка. Батя на рыбокомбинате ветсанэкспертизой заведует, вот и заслал меня сюда.
- Ярослав.
- Виктор.
Наш новый знакомый оказался знатным балагуром, и занятия с костями постоянно прерывались травлей анекдотов и рыбацких баек. Юра страстно любил море, в детстве хотел стать моряком и был не чужд романтики. Он, как и мы, жил не в общаге, а на «квартире» у своей троюродной бабушки, которая ему готовила, стирала и строго следила за благовидным поведением. Видимо, это была одна из причин с первых дней увлечься анатомией – все что угодно, лишь бы сбежать из-под бдительного бабушкиного надзора. Всю эту информацию, а также много чего еще из Юриной жизни мы узнали буквально за первый вечер в анатомичке, так как он говорил практически без умолку. Под конец вечера выяснилось, что по стечению обстоятельств, я оказался с Юрой в одной группе. Узнав об этом, он на прощанье сообщил:

- Это замечательно, Ярик. Вот на следующей неделе вся наша группа соберется, и надо обязательно забухать. Ну, за знакомство, а как же иначе? Я так уже познакомился слегка, у нас точно четыре девчонки классные и армян такой мелкий, да ты его знаешь, за партой с тобой сидел. Ладно, пацаны, мне пора. А то, если я после десяти появлюсь, бабка сразу бате доложит, а он мне спуску не даст.

На следующий день, в субботу, у нас было только две лекции, и после них большинство студентов, живших не слишком далеко, намеревались поехать домой на выходные. Жители же соседних регионов (как я потом выяснил, их было примерно треть от общего числа студентов), а также дальних деревень, оставались на выходные в университетском городке. Так как в поселке было очень плохо с транспортом, студенты брали с собой дорожные сумки прямо на пары, ибо автобус до районного и областного центров отправлялись сразу после окончания второй пары, а следующих пришлось бы ждать три-четыре часа. Это придавало утренней толпе, спешащей к корпусам, особенный колорит. По объемистым сумкам сразу можно было определить, кто сегодня радостный торопится домой, а кто останется скучать в общежитии.
Наших соседок это тоже коснулось, но в эти выходные домой собралась только Лена, а остальные утром отправились налегке. Лена же с трудом волокла огромную клетчатую «корейскую сумку», точь-в-точь такую, как у знаменитых в девяностые челноков. Витька не выдержал и, подойдя к ней, уговорил принять помощь. Метров пятьдесят спустя он замахал мне, и дальше сумку (оказавшуюся очень тяжелой) мы понесли вместе. Лена, мило улыбаясь, шла рядом и делала комплименты нашей силе и мужественности. Под конец она принялась уговаривать Витьку донести после пар её сумку от кафедры бухучета до автобуса. Учитывая прошлое холодное безразличие, эта просьба выглядела странно, но, к моему удивлению, Витька радостно согласился, несмотря на то, что тащил на плече еще и свою дорожную сумку. Я от почетной миссии вежливо отказался, сославшись на то, что моя лекционная аудитория далеко от кафедры бухучета, и я попросту не успею помочь.

После пар к остановке ринулась огромная толпа студентов, нагруженная сумками. Это было похоже на массовый марафонский забег, только с грузом. Посадка в автобусы осуществлялась без всякой очереди, по праву сильного и ловкого, поэтому чем-то напоминала гладиаторские бои. Как только дверь открылась, толпа хлынула в автобус с такой силой, что он закачался, будто катер на волнах. Водитель едва успевал принимать передаваемые купюры, но я уверен, что кое-кто сумел в этой сутолоке проехать зайцем. Витька и Лена не успели на этот автобус, а мне посчастливилось втиснуться одним из последних. Очень ярким впечатлением при посадке стало появление длинного худого парня в камуфляжной майке и с походным рюкзаком. Подойдя к толпе, втискивавшейся в автобус, парень перевесил рюкзак на живот и с разбегу вклинился в толпу. В считанные секунды он как сверло ввинтился в автобус и даже сумел занять одно из последних сидячих мест (следует отметить, что когда автобус тронулся, он уступил место симпатичной девушке, стоявшей рядом, наверное, за тем и занимал). Я тогда поразился его ловкости, так как сам, придя намного раньше, только чудом сумел уехать.

Стоя в переполненном автобусе, прижатый к входной двери, я размышлял о первой неделе своей учебы. В выпускном классе я представлял эту жизнь совсем по другому, и эта неделя стала временем больших разочарований. Мне казалось, что впереди ждет только унылая серость, монотонная зубрежка и трудные экзамены. Дополнительно напрягал неустроенный быт, плохое питание и туалет во дворе. Я снова сомневался, может быть попытаться перевестись в городской ВУЗ, жить дома с родителями и избавится хотя бы от части проблем? Если свобода и самостоятельность не приносят никакой радости, то зачем они вообще?